Я вздрогнула, но резко обернулась на звук, чтобы стрелять в ответ. Стрелок стоял с пистолетом в руке, и я всадила пулю ему в грудь, только потом заметив, что другой рукой он держит за локоть девушку, а она пытается вырваться. Он повалился на спину, потащив ее за собой. Я уловила движение и успела заметить бросившегося на меня вампира, но повернуть ствол не успевала. Грохнул еще один выстрел, и вампир свалился рядом со мной с дырой в груди, но продолжал ко мне тянуться. Я машинально всадила пулю ему в голову, он перестал рваться ко мне, застыл с открытым ртом, поблескивая клыками. В дверях, направив пистолет на упавшего вампира, стоял Зебровски. То ли он застрелил вампира, то ли… Смит пригнулся за промышленных размеров металлическим щитом, расположенным возле двери. И его пистолет показывал в ту же сторону. Краем глаза я заметила лежащего рядом Перри. Смит затащил его под прикрытие, и это было получше, чем у нас с Зебровски. Щелкнул еще выстрел, и Зебровски пригнулся, нырнул обратно за дверь, но я стояла слишком далеко. Повернувшись, я увидела мальчика с пистолетом – высокий, прямой, самоуверенный, он медленно целился в меня. Я всадила пулю ему в грудь раньше, чем он навел ствол. Он согнулся, закрывая рану собой, и свалился набок. К выпавшему из его руки пистолету бросился другой подросток.
Я перешла в стойку для стрельбы с колена и застрелила его тоже.
– Это же дети, Анита, дети! – вопил Смит.
Он оставался за прикрытием, я – на виду.
– Кто тронет оружие – убью! Кто кого-нибудь тронет, убью на месте! Все ясно?
Послышалось угрюмое бормотание: да, ага, и кто-то один бросил: «Убийца, сука!» У некоторых глаза расширились от испуга. В группе были еще подростки, но и взрослые попадались. То есть здесь собралась большая группа – вампиры всех сортов и размеров.
– Руки держать на виду! Ну?
Все подняли руки – кто до смешного высоко, кто едва-едва.
– Руки на голову!
Не все поняли, у некоторых был недоуменный вид.
– Руки на голову, как по телевизору показывают, – сказал Зебровски. – Ну, давайте, все знаете.
Я встала, держа их под прицелом, но поглядывая на того, которого застрелила первым. Девочка всхлипывала, стараясь освободиться от его хватки, но либо у него пальцы свело смертельной судорогой, либо он не был вполне мертв. Одна девятимиллиметровая пуля, даже с серебряной оболочкой, убивает вампира не всегда.
Вампиры в тени послушались Зебровски. Смит вышел из укрытия, и я заметила, что Перри шевельнулся. Он не убит – уже хорошо – и не настолько тяжело ранен, чтобы Смит счел необходимым остаться рядом и зажимать рану или что-то еще делать. Еще лучше.
Я сместилась к девочке и первому вампиру. Она посмотрела на меня, лицо заплаканное, глаза испуганные.
– Не отпускает, – сказала она.
Она пыталась отогнуть хотя бы один палец, чтобы освободиться, но рука оставалась зажатой. Вампиры умирают не так, как люди: иногда так и застывают в судороге, но…
Я медленно и осторожно, почти бесшумно ступая босыми ногами по половицам, пододвинулась. Но это вампир, он бы услышал даже, как у меня сердце бьется. К ним не подкрасться ни на несколько футов, ни на несколько ярдов…
Он резко сел, взметнул пистолет, но не успел прицелиться, как я всадила пулю ему в лоб. Девочка снова вопила, но теперь смогла освободиться и броситься от вампира прочь мне в объятия, ища утешения, но мне нужно было убедиться, что он надежно, по-настоящему мертв и обезоружен, так что я ее оттолкнула и сказала:
– Быстро туда, где все. Ну!
Толкнула слишком сильно, она упала, но я уже шла к лежащему вампиру. У него в руке все еще был пистолет, а мне нужно было, чтобы его там не было.
Я подобралась ближе, держа пистолет двумя руками. Дернись он – я бы снова в него выстрелила. Глаза у него таращились, широкие и бессмысленные, как у полицейского на лестнице. Может быть, он и правда мертв, но…
Я всадила вторую пулю рядом с дыркой у него в голове, и еще одну чуть пониже второй дыры в груди. Можно было бы пистолетом прострелить насквозь ему голову и сердце, но грязи будет много, и случайно можно прострелить пол навылет. А Смит или Зебровски могли вызвать подкрепление. Нехорошо, если случайно подстрелить копа на другом этаже. Пули не всегда уважают полы и стены. Нужен мой вампирский комплект из машины.
– Ты детей застрелила! – кричал на меня Смит.
Мне не хотелось отходить, когда голова и грудь у вампира все еще целы, поэтому я нагнулась, взяла вампира за спину джинсовой куртки и потащила к другим убитым вампирам. Смит шел за мной, норовя то ли ссору затеять, то ли непонятно что. Я бросила вампира рядом с телами подростков, теперь я видела всех сразу. Если кто из них шевельнется, буду стрелять еще.
Смит даже толкнул меня в плечо, заставив чуть податься назад.
– Ты, блин, застрелила их! Детей убила!
Я глянула на него сердито, но присела возле подростков и оттянула губы у первого тела, обнажив клыки. Показала Смиту клыки второго.
– Ты знала, что они вампиры? – сказал Смит.
– Ага.
Его гнев сразу угас, и вид стал смущенный.
– Они на нас бросились в дверях. Перри вбили в стену.
– Он сильно ранен? – спросила я, поднимаясь от кучи мертвых.
– Могут быть переломы плеча и руки.
– Пойди, Смит, посмотри, как там твой напарник.
Он кивнул и пошел смотреть. Зебровски подошел ко мне, не отводя пистолета от стоящих на коленях подростков. В этой группе не было взрослых лиц. Наклонившись ко мне, он шепнул:
– Ты как-то говорила, что когда некромантия у тебя включается на полную, ты не всегда можешь отличить вампира от слуги.
– Ага.
– И ты не знала, вампиры они или нет, пока их не застрелила, – сказал он тихо.
– Не знала.
– Ты когда Смиту показывала, проверяла, есть ли клыки?
– Нет, я знала, что это вампиры.
– Откуда?
– Посмотри на раны, – сказала я.
Он посмотрел.
– И что?
– Кровь не такая, – объяснила я.
– Не вижу разницы.
– Слишком густая. Человеческая кровь чуть пожиже, даже кровь из сердца.
Он глянул на меня, снова на задержанных.
– Черт, Анита. А ведь жуть, как подумать, что ты это знаешь.
Я пожала плечами.
– Если бы впереди шел ты, заколебался бы ты, подумав, что это могут быть подростки-люди?
– Не знаю. Они не намного старше моей старшей.
– Тогда хорошо, что впереди шла я.
Он посмотрел на убитых ребятишек.
– Ну, да.
Но голос прозвучал неуверенно.
Я подошла поближе к пленникам. Во-первых, чтобы лучше их видеть. Во-вторых, перестать обсуждать с Зебровски мое решение стрелять по вампирам, допуская при этом, что они могут быть подростками из плоти и крови. Я не сожалела о выборе, сделанном за долю секунды между жизнью и смертью, но какой-то тоненький голосок во мне интересовался, как же это я могу нормально жить с таким выбором. Меня беспокоило, что я хладнокровно отправила на тот свет двух ребятишек, которым никак не больше пятнадцати лет. Я абсолютно спокойно смотрела на поставленных на колени и твердо знала, что если сейчас на нас нападет еще один вампир, я его тоже пристрелю, не обращая внимания на видимый возраст, расу, пол и религиозные убеждения. В работе ликвидатора я не допускаю никакой дискриминации и убиваю без разбора.